***

Вот уже который год перед Рождеством я получаю открытку одного и того же содержания: «С Рождеством! Ты меня еще помнишь? Пекка». Пекка — так зовут моего финского адресата, и его настойчивый вопрос лишний раз вызывает у меня улыбку. Гид в своей практике встречается с сотнями, тысячами людей и, безусловно, не помнит не только лиц, но и имен своих туристов. Но Пекку я, скорее всего, буду помнить всю жизнь, а его зимняя открытка всегда будет возвращать меня в теплую крымскую осень и замечательную Ялту...

 

В Советское время Ялта была очень популярным куррортом среди иностранцев, финны любили туда приезжать в сентябре-октябре, когда цены значительно снижались, а погода еще радовала теплом и солнцем. Поскольку местных финно-говорящих гидов в Ялте практически не было, приглашали нескольких из Петербурга. Для нас поездка в Крым была как награда: могли продлить себе лето! И хотя работы было немало, но всегда находилось время и на пляже отдохнуть, и в море окунуться. Всегда, но только не в ту неделю октября 1988 года, когда среди сотни финских туристов оказался тот самый Пекка.

 

До этого Пекка регулярно посещал Питер в составе групп «водка-туристов», но вот свой двадцать пятый визит в нашу страну решил отметить неделей пребывания в Ялте. В первый же вечер после размещения в отеле Пекка спустился в бар и просидел там до его закрытия,  добрых пять часов дегустируя местные массандровские вина. С трудом выбравшись из бара на четырех конечностях,  Пекка решил проветриться и направил свои стопы в сторону моря. Дорожка к берегу была под хорошим наклоном, а по обе стороны асфальтового покрытия по откосам росли пышные кусты. Земное притяжение при всей своей силе не смогло удержать Пекку — попробуйте-ка после нескольких бутылок вина пройти «на четырех» по наклонной плоскости! — колобком скатившись с дорожки, Пекка застрял в кусте. Наверное он бы там и просидел до утра, если бы не напугал воем загнанного в капкан зверя группу туристов, возвращавщихся с вечерноей морской прогулки. В полной уверенности, что в пышной зелени скрывается тот самый тигр, об исчезновении которого накануне известил горожан цирк «Шапито», милиция прибыла вооруженная не только пистолетами, но и сетями, баграми и капканами.

 

Мощный луч фонаря позволил разглядеть ногу в дырявом носке, торчащую между ветвей кустарника, а вой, вперемежку с какими-то иностранными словами, окончательно убедил милиционеров, что куст явно оккупировал не сбежавший цирковой тигр. Опыт подсказал работникам правопорядка у какой нации (кроме русских) имеется такой грех, как злоупотребление алкоголем, поэтому на место «происшествия»  позвали финского переводчика, то есть меня. «Переведите нам, о чем просит господин»,— обратился ко мне один из милиционеров, хотя уже только по воплям можно было догадаться, что господина надо бы вначале достать из куста, а уж потом допрашивать. Хотела шутя ответить, что господин вежливо интересуется прогнозом погоды на завтра, но чувствуя, что стражам порядка не до шуток, ответила, как и полагается переводчику: «Господин не понимает, где он находится, и ругается отборным финским матом». Пекку «выковыривали» из высокой туйи минут тридцать, затем перепроводили в местный вытрезвитель.

 

На утро именно мне было поручено забирать Пекку из этого замечательного заведения. Поскольку даже к пьяным  иностранцам в бывшем Союзе было более уважительное отношение, чем к своим согражданам,  «интурист-вытрезвитель» выглядел как настоящий санаторий: самая настоящая вилла, утопающая в зелени и цветах. Как выяснилось, Пекка был единственным «пациентом» этого «санатория» и, требуя всю ночь продолжения банкета и распевая песни финских лесорубов, вконец измучил четырех охранников, не дав им ни минуты покоя. Розовощекий и довольный своим новым пристанищем Пекка не захотел ни за какие коврижки покидать вытрезвитель и заявил, что хочет провести в этом дворце весь свой отпуск. И если стражи порядка вначале требовали от него уплаты штрафа, то поняв, что Пекка хочет остаться с ними на пару недель как минимум, готовы были отдать ему все свои наличные, лишь бы он только оставил их в покое. Два часа переговоров убедили Пекку отбыть в гостиницу.

 

Всю дорогу он рыдал в буквальном смысле этого слова, но вдруг неожиданно повеселел, и как только мы остановились перед отелем, вприпрыжку побежал к портье заказывать машину. Оплатив 8 часов проката «Лады», Пекка с радостной улыбкой заявил: «Если нельзя поселиться в том чудесном доме, где я провел ночь, я хотя бы еще раз взгляну на него со стороны!» и, сев за руль, исчез с моих глаз. Видимо, два часа ему было достаточно, чтобы навеки запечатлеть в своей памяти фасад отрезвителя и пролить слезу сожаления, так как вскоре он появился во дворе отеля. И поскольку «Лада» была оплачена до позднего вечера, Пекка принялся за благотворительность: бесплатно отвозить туристов в город, на рынок и в торговый центр. С десяток таксистов, обслуживающих постояльцев гостиницы,  тщетно пытались заманить в свои машины отдыхающих — очередь ждала Пеккину «Ладу». Разъяренные таксисты грозились утопить Пекку в Черном море, а благодарные туристы весь вечер потом «топили» Пекку в винном баре.

На следующий день вернувшимся после утренней экскурсии туристам предстала следующая картина: посередине двора стоял Пекка и взирал на балкон своего номера на четвертом этаже. С десяток женщин с мольбой смотрели вниз с этого самого балкона  и умоляли Пекку подняться к ним. На мой вопрос в чем дело, Пекка, изобразив на лице высокомерие избалованной звезды экрана заявил: «Видите, какой я популярный здесь мужчина, от женщин нет отбоя! Вон они, все требуют, чтобы я шел к ним. Ох, как я устал от их внимания». И под завистливые взгляды представителей сильного пола, игриво перекинув полотенце через плечо, Пекка небрежной походкой отправился на пляж.

 

Как потом выяснилось, в то утро Пекка зазвал в свой номер горничных и дежурных по этажу на чашечку кофе. У каждого нормального финского туриста всегда на отдыхе имелась пачка отменного финского кофе и кофеварка. Женщины «клюнули» на зазывный аромат, а Пекке не составило большого труда выйдя из номера, якобы за пирожными, запереть дверь и оставить ключ в замочной скважине. За театральную постановку «Дон Жуана» во дворе отеля, искуссно разыгранную перед толпой туристов, ему конечно же пришлось заплатить штраф.

 

Следующий день выдался довольно пасмурным, поэтому большинство туристов высыпали на веранду, возвышающуюся над пляжем отеля, и укутавшись в свитера и куртки, оккупировали столики кафе и баров.  Появление Пекки в одних полосатых трикотажных купальных трусах с нависающим над ними пивным животиком заметили все. Но если бы только трусы...на одной ноге Пекки был надет роликовый конек, а на другой — ласта. Подрулив к бару, Пекка заказал бокал вина и, грациозно оттолкнувшись от стойки, стал маневрировать между столиками, стараясь при этом не разлить ни одной капли живительного напитка. Ласта помогала ему во время сбавить скорость, выполняя роль тормоза. Видя, что публика с улыбкой воспринимает новоявленного фигуриста,  Пекка разрезвился как ребенок и, решив блеснуть своим мастерством,  отважился на головокружительный пируэт. Но...не смог вовремя затормозить — ласта подвела — и буквально «впилил» в столик, за которым сидели милые финские старушки. Их добродушные улыбки были в одну секунду смыты вином,  выплеснувшемся из Пеккиного бокала, а наряды облиты кофе из опрокинувшихся на столе чашек. Пекку «депортировали» в номер отеля и выписали очередной немалый штраф.

 

Но похоже, ничто не могло помешать Пекке радоваться жизни и культурно отдыхать. Следующий день выдался на редкость солнечным и публика потянулась на пляж. Я была дежурным переводчиком и мне заранее вменили в обязанность держать Пекку «под прицелом». «Мишень» появилась на морском берегу все в тех же полосатых трусах, с банным полотенцем и литровой банкой в руках. Разложив полотенце, Пекка открыл эту самую банку со странной мазью ядовито желтого цвета и начал аккуратно наносить это зелье на открытые части дородного бледного тела. Поскольку толщина слоя покрытия была явно не меньше сантиметра, Пекка стал напоминать громадный одуванчик, распластавшийся на клумбе зеленого полотенца. Пронаблюдав эту процедуру, я успокоила себя, что по крайней мере не придется спасать Пекку от солнечных ожогов, и он вполне доволен своим уединением. «Ну пусть позагорает»,— подумала я и заказала  чашечку кофе. Зажмурившись, подставила лицо ласковому солнышку и немного отвлеклась от «службы».ç

 

В реальность меня вернул хор туристов разных национальностей, которые просто ворвались в помещение нашей дежурной службы и потребовали вызвать полицию, отвечающую за сохранность окружающей среды и акваторию Черного моря. По отрывочным фразам на разных языках мне удалось понять, что произошел не менее, как разлив нефтепродуктов из неизвестно откуда взявшегося в прибрежных водах танкера, что вынудило всех купающихся срочно эвакуироваться на берег. Наконец-то появился кто-то из финнов и пояснил, что танкер, это вовсе не танкер, а Пекка, который в своем анти-загарном покрытии, погревшись на солнышке, отправился окунуться в морские волны и куски той самой «смазки» из его литровой банки, а это, как выяснилось, была мазь, которую доярки обычно наносили на вымя коров после дойки, расплылись на водной глади, образовав толстый слой радужной пленки, которая быстро стала прилипать к телам других купающихся. «Танкер Пекка» подвергся очередному штрафу, а банку с импортной мазью у него конфисковали в пользу местной молочной фермы для смазки вымени коровы-рекордистки в качестве поощрения.

 

«Нет, с Пеккой нужно провести беседу»,— решила я и, обнаружив его в тени кипариса с обворожительной улыбкой, начала уговаривать присоединиться к группе туристов и отправиться на какую-нибудь экскурсию. Ну например, в Никитский Ботанический сад! Финны — дети природы, и ботанический сад явно отозвался мягким эхом в душе лесоруба Пекки, и он без сопротивления согласился поехать туда со всеми другими финнами.

 

В назначенное время Пекка в светлых брюках и свежей рубашке подошел к автобусу и я, убедившись, что он в него сел и растворился среди  любителей природы, помахав рукой, облегченно вздохнула. Гидом была моя коллега и мне наконец-то выдалось целых четыре часа свободного времени.

 

Хорошенько прогревшись на солнышке и закончив чтение какого-то попавшегося под руку детектива, я решилась поплавать. Вода была довольно бодрящая, но выходить на берег не хотелось, и я уплывала все дальше и дальше в море. Вначале мое внимание привлекла купюра в десять финских марок, которая корабликом качалась на поверхности воды. Неподалеку — еще какая-то бумага. Подплыв поближе я с ужасом обнаружила, что это была таможенная декларация, которую каждый иностранный турист заполняет при въезде в нашу страну. Имя на декларации говорило само за себя — Пекка Хилтунен. «Пекка! Утонул! — пронеслось у меня в голове.— Наверняка и денежная купюра, и декларация были у него в кармане брюк, в которых я его сегодня видела. Но...как он оказался в воде?» Мысли одна страшнее другой заставили меня добраться до берега со скоростью олимпийской чемпионки и, ворвавшись в будку спасателей, я, едва успевая перевести дух и тыча пальцем в мокрый листок декларации, произнесла: «Пекка утонул. Срочно нужно найти его тело в морской пучине»! Мгновенно по громкой связи на трех языках объявили всем купающимся выйти из воды, два спасательных катера направились в точку, где я обнуружила вещественные доказательства пребывания Пекки, над морем закружил спасательный вертолет. Я нервно забегала вдоль берега, вглядываясь в морское простанство и ожидая, что очередная волна выбросит на берег тело ставшего почему-то таким родным Пекки. И вдруг, споткнувшись обо что-то теплое я просто остолбенела — распластавшись на камнях  передо мной лежал ОН — Пекка! Мирное посапывание не вызывало сомнений, что это был не труп, а вполне живой мужчина. Растормошив ничего не понимающего горе-туриста, я принялась его расспрашивать, как он оказался на берегу в то время, когда должен был бы либо восхищаться красотами ботанического сада, либо лежать на морском дне.

 

Выяснилось, что долгая дорога  утомила Пекку, на пол-пути к Никитскому саду он попросил остановить автобус и направился к морю. В прибрежном санатории Пекка взял напрокат водный велосипед и «дорулил» до пляжа своего отеля. Денежная купюра и декларация выпали из кармана брюк, когда он интенсивно работал педалями. Спасателям был дан отбой, купающиеся вернулись к морским ваннам. За вызов вертолета выписали штраф. 

Первая неделя прибывания Пекки в Ялте подходила к концу, вторую неделю он намеревался провести в Сочи. Изрядно подустав с этим замечательным туристом, ялтинский "Интурист" решил предупредить своих коллег в Сочи, что к ним летит турист требующий особого внимания. Интернета в те времена еще не было, даже факса еще не существовало, поэтому отправили сообщение телексом. Такой вид связи не позволял отправлять большие тексты, поэтому из Ялты последовало лаконичное послание: Пекка Хилтунен, важная персона, требует самого повышенного внимания. Через день из Сочи поступил телефонный звонок. Глава «Интуриста», срывая голос, кричал в трубку: «Кого вы нам прислали? Какая важная персона? Мэр города требует разобраться и наказать виновных!» Как выяснилось, содержание телекса в Сочи восприняли дословно. Раз летит важная персона — оповестили мэра города, к самолету подогнали черную «Волгу», перед трапом расстелили красную дорожку и перед входом в аэровокзал поставили двух красавиц в национальных костюмах с караваем хлеба на жостовском подносе. В отдельном зале с фужером шампанского Пекку ожидал сам мэр города Сочи (эту роль в те времена выполнял первый секретарь Горкома партии). Пассажиров призвали временно оставаться на своих местах, пригласив вначале к выходу Пекку Хилтунена. Пекка достал с полки ручную кладь — жеваный пластиковый пакет «Березка» на дне которого лежал роликовый конек, а сверху  торчала одинокая ласта и радостно заспешил к выходу, обрадовавшись неслыханному русскому гостеприимству.

 

Как выяснилось потом, мэра он расцеловал в обе щеки и даже прослезился, узнав, что глава города оторвался от важных дел, чтобы лично встретить его, Пекку, в аэропорту, выпил шампанское из своего и бокала мэра, пригласил главу города навестить свою лесопилку на севере страны Суоми, пообещав напоить его пивом и попарить в сауне.

 

«С Рождеством! Помню тебя, Пекка, помню!» — я наклеиваю марку на свою открытку и опускаю в почтовый ящик. Улыбка еще гуляет на моем лице. А вот тогда, в Ялте мне было совсем не до смеха!

 

***

 

Оглавление №13